Как часто в этом мире ты доверяешь суевериям? Как сильно ты уповаешь на веру? Как ты относишься к тому, что ты живешь в мире придуманном не тобой?
¬Пока где-то в океане медузы, завернутые в пелену течений злобно жалят все что подставляет им свой бок, я, затянутый в водоворот бесконечных дел, в беспокойное путешествие в мир индоевропейских и чувашских корней, порабозенный лавинами, вулканами, расхождениями, приблеженями и упорным самосохранением языка; мое сознание опоздало, не успело подоспеть к 7:30; сны снова забылись, а маршрутка долго не давала о себе знать – в гонке со временем в 22:40, казалось, я уже проиграл; вялый и затянувшийся конец рабочего дня обернулся в молчаливую угадайку – „А будет ли 5 или 57?”, „OMG! Неужели придется раскошелиться на такси”, или „Как я ненавижу транспорт в Чебоксарах!”.
В 11:30 уникальным образом (кто-то остановил) я очутился на 23 автобусе вместо 51-й маршрутки, которая подобрала меня в другом мире, или альтернативном переживании дня, а здесь и сейчас бессердечно опаздывала, - поездка длилась 43 минуты, за это время я успел выяснить, быстро сообразив в уме чему равняется 8+2+5 и 6+6+2, что сегодня меня ожидает неожиданная встреча, хотя резюмируя прожитый день, я понимаю, что она была в полне ожиданной – все 12 часов 30 минут я абстрагировался в мире встречи с человеком, которого я забы – догадаться было сложно, я в этом городе никого не хочу видеть, или всех перевидел с момента возвращения в забытые свои воспоминания.
Скептично я отнесся вобщем, но странно, и в лучах июньского солнца, и в тени, цепляя тополиный пух, и в деканате, вручая заявлении о выдаче экзаменационного листа, и сидя на работе над рекламой стальных дверей я думал: „Этому не стоит придавать никакого значения”.
На грустном километре от унылой квартиры, где не ожидал никого видеть сегодня вечером, заключил, что нет будущего, и все на свете происходит, потому что происходит, и билет этот очередная глупость, придуманная настырными людьми, чтобы придать жизни смысл и поставить себя на пути к некой цели. Еще вчера я объяснял Ларисе Сидоровне, что бессмысленен весьма не безсмысленный роман Умберто Эко об острове, предыдущего дня – и несмотря на то, что автор ставит перед вопросом о нашем назначении в этом мире, о смысле любви, воле к жизни и воображении, никаких ответов он не может дать. Я знал, по хитрому взгляду моего куратора, что она полагает иначе. И ведь напомнила про список 100 книг столетия, напечатанный в Аракине – значит непросто прожил свою жизнь пресловутый автор учебных пособий, если в одном из последних изданий его книг, кто-то поместил имя итальянского постмодерниста, чьи произведения натолкнули замученного студента на вопросы экзистенции, оправдания нашего существования.
В 22:00 я проверил комментарии оставленные к моим фотографиям ВКонтакте. Раскрыл альбом „Brooklyn” – I just said to myself: “Hello! Was it me who shot this!” С одной стороный красочность альбома пустила вибрации в моем воображении, с другой стороны я понимал, как я далеко от того уюта – где-то на склоне холма, где посреди битого бетона и асфальта, бесформенных ухабистых тротуарах и хаотичных зарослей травы, местами скошенной, красиво цветут кусты шиповника, а рядом склонилась уродливая кирпичная девятиэтажка, в полуподвальном помещении которого в расшатанном кресле я рассматриваю Бруклин в полноте его щедрого тщеславия, а еще видео танца, в котором Вика Тихонова слепит красотой за нашей любимой одногрупницей. Некоторые люди значят всегда много, в непростых их лицах и телодвижениях я узнаю ход своих мыслей, глубину своих переживаний в то самое время, когда свежий воздух, привнесенный ими уже улетучился, хотелось узнать их глубже (их мудрость, их правда стелилась передо мной), но делать шаг вперед я отказывался, фиксируя их )in front of some other signified. Наверняка Вика перешла бы в рязряд пренебрегаемых мною, если бы она не оставалась центром вселенной – розой с шипами. А я терновником. Жизнь и ранний опыт Вики был известен мне со слов Насти Ивановой, к комментрарию которой сегодня я вернулся. Под фотографией Лены (на ветру, в белом платьице, на фоне весеннего пробуждения) она написала „Тургеневская!” Дурацкий Тургенев –единственное, что я эмоционально запомнил из уроков литературы в школе.
Попробовал Skypeme mode, потревожил знакомых в gmail, специально зашел в facebook. И даже Крис не стал мучать вопросами по чувашскому и марийскому. Ни с кем я не должен был встретиться, и ничего неожиданного не могло произойти. Только микроповторение большого круга ожидания, в котором я себя обнаружил год назад в Бруклине (холодные виски, приклееные к окну автобуса в районе, куда моя нога еще не ступала) – чудес не бывает, случаются только рутины.
В книге перед Роберто лежала миля до вожделенного острова; в окна троллейбуса мерцали огоньки магазина Шупашкар – километр до моего неуютного дома. И никаких неожиданных встреч, все как по плану, правда с выводящими из себя опозданиями. Моя компания за целый день ничего ни для кого не значила – отличная дежурная тишина. Провидения билета – капкан или паутина для очередной скучной одиссеи, в конце которой сон и другая реальность разъедают все, о чем я переживал.
В 23:15 женщина сидевшая рядом у окна, оказалась по велению судьбы соучастницей в преступлении, в искушенном подглядывании за какой-то красивой или накрашенной девушкой на остановке. В 23:21 она покинула салон, забрав историю покушения с собой.
В 22:55 я должен был бы наблюдать и вдохновляться от симметрии времени на электронных часах, но как раз в это время мой взгляд оказался занят подсматриванием за парнем – некоторые люди имеют поразительно знакомые лица! „Нет, этого человека я не знаю. Надо что-нибудь приготовить и съесть перед сном...”
А некоторые люди умеют вовремя отвернуться и увертеться с целью остаться незамеченным. В 23:00 на Николаева этим человеком был я - разглядев среди группы пьяных парней соучастника своего детства, я повернулся к ним спиной и отошел немного. Неужели благие вести – счастливые билеты – раздаются для того, чтобы оповестить о встрече с тем, кого не хочешь видеть, в неприятных обстоятельствах. С уверенного растояния я видел, как Виктор пинул 33 маршрутку ногой за отказ водителя, и вся компания пересекла улицу и исчезла в темноте дороги, которая ведет к дому Насти Ивановой. Я немного поколебался, но на 33-ю не сел, тем после побоев алкоголиком-стажером. Что ж, одной встречи я избежал умышленно – кто сказал что судьбу (микросудьбу) не выбирают – проклятые фаталисты!
Дождался 1-го троллейбуса. После остановки Микрохирургия Глаза сиденья передо мной освободились – теперь ничто не мешало мне разглядывать кондуктора, однако в глаз вцепились колебания парня, который зашел на миле до острова вчерашнего дня. Сперва он снова загромоздил мне взор, а потом повернулся, улыбнулся и пожал руку. Его возможно я никогда не узнаю лучше, но оказалось он куда больше осведомлен обо мне, чем ожидалось. Друг „Розетки” и Насти Ивановой, которого я оказывается видел только раз. Приятно еще, когда говорят, что „такие лица не забываются” (и это в самое время, когда меня разражает видеть свою голову с коротко постриженными волосами, без ностальгической бостоно-бруклинской бородки). Мое больное воображение задето этой встречей – вот уж неожиданность. От Артема я услышал своб краткую биографию, в которую он вписал недостающие детали, расспросив о том, чем я занимался в НЙ – в этом от сидящей рядом девушки пошел пар любопытства, особенно интересно ей стало, когда он объявил себя стюардом Аэрофлота, мечтающим побывать в Америке. Хотя он и обслуживает международные рейсы – обычно это полеты в Европы, на самолетах с широким фюзиляжем ему не доводилось работать. Краснота на его лице говорила о том, что в Чебоксарах он на отпуске – отдыхает; на раздражение кожи я обратил внимание, когда он распросил меня о том, что я называю непрактичностью – «Бары?» Да, я ходил в бары с некоей регулярностью в Бруклине, но ответ нет. Смысла в прозрачной горячительной жидкости для меня немного. Тем более не рекоммендую.
Интересно, как этот человек запомнил факты обо мне, которые передавала Настя Иванова, если он не помнит имени. Наверное он запоминает суть. Интересно, какой он знает Вику Тихонову? Биография без имени.
И огромное удовлетворение, и камень с души свалился – думал я, представляя мастерплан Бога восстановил свою значимость. Предсказания сбываются, суеверия работают по часам, со значимыми задержками. Восстановить волю к жизни, ревитализировать распухшие извилины может небольшая серая бумажка, и минимальная арифметика. Бесконечная красота глупых суеверий, строгой математики – миф, который заставляет в себя верить.
